– Вадим Георгиевич, вам, ветерану РКК «Энергия» имени С. П. Королева, наверное, четче видится время, в котором работали великие умы от космонавтики и создавали уникальную многоразовую космическую систему МКС «Энергия – Буран». Как это было?

 

– Я занимался проблемами контроля и управления полетом орбитального корабля «Буран». Ракета-носитель «Энергия» – это отдельная большая тема. Поэтому ограничимся малым эпизодом – автоматической посадкой этой уникальной машины на аэродром.

 

С начала 80-х годов мне как руководителю специально созданного подразделения в РКК «Энергия» пришлось заниматься проблемой разработки и испытаний наземных средств контроля и управления посадкой «Бурана». Кроме «впервые в мире», ответственность всех участвующих в этой программе была обусловлена тем, что трасса спуска и торможения орбитального корабля в атмосфере более чем вдвое длиннее и продолжительнее, чем у одноразовых космических кораблей. В то же время требуемая точность приземления на аэродром выше на три порядка по сравнению с парашютной посадкой спускаемых аппаратов одноразовых кораблей. Посадка «Бурана» планировалась в «бездвигательном» режиме, то есть должна быть обеспечена с первого и единственного захода на аэродром.

 

– Перенесемся в день старта. Расскажите об этом подробнее.

 

– Старт первоначально назначался на 29 октября 1988 года. Но в этот день за 51 секунду до пуска была выдана автоматическая команда на его отмену в связи с ненормальным отведением от ракеты фермы стартовой башни с приборами прицеливания. Пришлось сливать компоненты топлива ракеты, искать и устранять неполадки. Напряженнейшая работа шла в течение почти 20 суток. После всех проверок назначена новая дата старта – 15 ноября.

 

И вот этот день наступил. В шесть часов две секунды утра по московскому времени МКС «Энергия – Буран» оторвалась от стартового стола и почти сразу ушла в низкую облачность. Старт был осуществлен в резко ухудшившихся метеоусловиях, что потребовало экстренного принятия решения техническим руководством пуска и государственной комиссией.

 

Нужно сказать, что руководством РКК «Энергия» и НПО «Молния» первый испытательный полет орбитального корабля из соображений безопасности с самого начала был определен как беспилотный. Это традиционно для советской космонавтики.

 

– Отработанная схема была надежна, и поэтому «Буран» решили не сажать, как самолет, в ручном режиме?

 

– Более двух лет шла отработка бортовой и наземной составляющих системы посадки на наземных стендах и на летающих лабораториях. Всего на заключительном этапе было выполнено около 70 автоматических посадок на летающей лаборатории Ту-154 и 15 автоматических посадок аналога орбитального корабля в Летно-исследовательском институте подмосковного города Жуковского.

 

Но не все соглашались с идеологией первого автоматического полета. За несколько месяцев до пуска в адрес правительства страны было направлено письмо, подписанное в том числе летчиками-космонавтами Алексеем Леоновым и Игорем Волком. В нем говорилось, что орбитальный корабль не сможет надежно выполнять полет в автоматическом режиме. Приводились аргументы, среди которых была ссылка и на американский Space Shuttle, к тому времени уже совершивший более 20 полетов при пилотировании астронавтами. Но специальная межведомственная комиссия, детально изучив качество подготовки систем управления «Бурана», согласилась с предложением технического руководства о первом беспилотном запуске.

 

– Но как тому есть свидетельства, не все проходило в прогнозируемом режиме?

 

– Начну с того, что продолжительность первого полета «Бурана» определялась в два витка или 206 минут. Из них после отделения ракеты-носителя было 197,5 минуты самостоятельного автоматического полета практически без вмешательства ЦУП. Как можно было не волноваться, запуская такой проект! Каждый маневр ожидали в невероятном напряжении.

 

Проходит полтора часа. Бортовой цифровой вычислительный комплекс уже рассчитывает параметры тормозного маневра для схода с орбиты, которые передаются в ЦУП. В 8 часов 20 минут включается основной двигатель, комплекс отрабатывает заданную величину тормозного импульса. Корабль начинает снижение. Еще через полчаса он «цепляется» за атмосферу, и в 8 часов 53 минуты на высоте около 90 километров связь с ним прекращается из-за плазменных образований. Сейчас поймете, почему я с такой точностью отмечаю отрезки спуска.

 

В 9 часов 11 минут, когда корабль снизился до высоты около 50 километров, пошли доклады с ОКДП (объединенный командно-диспетчерский пункт) аэродрома: «Есть прием телеметрии!», «Есть обнаружение корабля средствами посадочных локаторов!», «Системы корабля работают нормально!». В этот момент «Буран» отделяло от посадочной полосы около 550 километров, а скорость его хотя и уменьшилась с космической, но все еще почти в десять раз превышала скорость звука.

 

На этом участке полета орбитальный комплекс при снижении должен был пройти на высоте около 16 километров вдоль взлетно-посадочной полосы аэродрома в западном направлении и, развернувшись на 180 градусов, выйти на взлетно-посадочную полосу «восточным заходом», практически против ветра.

 

Однако примерно через семь минут после выхода из плазмы «Буран» неожиданно заложил левый крен и, резко поменяв курс, пошел практически поперек оси взлетно-посадочной полосы. Около двух минут «Буран» совершал непрогнозированные маневры. Но в 9 часов 21 минуту он развернулся почти на 180 градусов и в 9 часов 22 минуты уже при звуковой скорости полета вышел на расчетный режим.

 

– Как я понимаю, дальше «Буран» уже летел нормально, по прогнозу. Как чувствовало себя руководство полетом?

 

– Мы ждали. На высоте около семи километров на сближение с «Бураном» вышел самолет сопровождения МиГ-25, пилотируемый Магомедом Толбоевым, и мы в ЦУПе и на аэродроме начали получать телевизионное изображение орбитального корабля. Летит целый и как будто невредимый!

 

Начинается посадочное маневрирование. Еще минута, выпуск шасси… Выстреливаются тормозные парашюты – и «Буран» замирает в центре взлетно-посадочной полосы с отклонением от ее оси всего на три метра. Один из уважаемых представителей Летно-исследовательского института сказал: «Сел, как курсант-отличник! Просто не верится, что посадка беспилотная».

 

– Наверное, это были самые драматические и в то же время счастливые минуты?

 

– Конечно. Не передать, что делалось в зале Центра управления. Взрослые, серьезные и даже мрачноватые в последние сутки подготовки к полету люди – инженеры, кандидаты и доктора наук вскочили из-за пультов, хлопали в ладоши, кричали «Ура!», обнимались.

Пожалуй, за последние 20 лет работы по управлению полетами не было такого искреннего и всеобщего ликования.

 

– Вернемся к тому неожиданному маневру «Бурана».

 

– В те две драматические минуты, с 9 часов 18 минут до 9 часов 20 минут, я почти уверен, что никто из ответственных за спуск и «чувствующих» динамику движения «Бурана» в атмосфере не ожидал такого маневра.

 

Скажу только о своих ближайших товарищах по управлению полетом на спуске. Андрей Арсенович Манучаров, будучи на прямой связи со мной, молчал в те минуты. Степан Анастасович Микоян, заместитель руководителя полета по посадке, и директор МОКБ «Марс» Анатолий Сергеевич Сыров в ЦУПе не успели ничего сказать. Когда «Буран» сменил курс и прошел на высоте около 13 километров практически поперек посадочной полосы, я посмотрел на соседний пульт. Там за вынесенным в ЦУП монитором траекторного контроля находился один из ответственных за спусковые алгоритмы в МОКБ «Марс» Ромуальд Иванович Бонк. Выглядел он в эти минуты неважно, наверное, и я тоже. Ведь ничего нельзя было изменить с Земли, орбитальный корабль летел чисто «в автомате».

 

– Так что же случилось? Произошел какой-то сбой? Но тогда как «Буран» мог вернуться в заданную программу без вмешательства с Земли?

 

– Послеполетный анализ показал, что «Буран» выбрал полет по оптимальной траектории гашения энергии и для конкретных условий спуска, в том числе с учетом сильного бокового ветра. Сработал, как учили. Не зря заложили в «мозги» БЦВК (бортовой цифровой вычислительный комплекс) эти знания, трудами на наземных стендах и на летающих лабораториях чистили и отлаживали эти «мозги». Честь и слава всем участникам этой работы!

 

Небольшое отклонение от темы – как все забывается и обрастает легендами. В интервью ТВ-каналу «Доверие» в марте этого года Степан Микоян, вспоминая об упомянутых выше непростых минутах полета «Бурана», сказал, что во время непрогнозируемого маневра орбитального корабля он уговорил руководство не прекращать полет и не подрывать имеющиеся на борту корабля толовые шашки. Должен огорчить искренне уважаемого мной Степана Анастасовича: никаких решений о прекращении полета в эти минуты не обсуждалось и никаких толовых шашек для подрыва «Бурана» на борту не было.

 

– Конечно, жаль, что колоссальный труд по «Энергии – Бурану» фактически не имел достойного продолжения.

 

– МКС «Энергия – Буран» опередила свое время. Потенциальные возможности этой системы превосходили потребности национальной космической программы конца 80-х – начала 90-х годов. Ну а дальше экономическая ситуация не позволила продолжить эту очень дорогостоящую программу.

 

Можно, к сожалению, констатировать, что в конце 80-х годов прошлого столетия мы были ближе к сегодняшним амбициозным проектам полетов к Луне и Марсу, чем в настоящее время, в 25-летнюю годовщину полета «Бурана».

 

– В заключение нашего разговора что бы хотелось еще вспомнить в юбилейный год запуска?

 

– Нужно вспомнить ушедших от нас руководителей и товарищей по работе, чей вклад в эту грандиозную программу является залогом памяти о них.

 

Прежде всего это генеральный конструктор РКК «Энергия» Валентин Петрович Глушко, генеральный конструктор НПО «Молния» Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский и генеральный конструктор НПО АП Владимир Лаврентьевич Лапыгин. Помимо руководства многолетней технической работой по «Бурану» им приходилось принимать массу совсем непростых организационных решений.

 

Среди ушедших в мир иной товарищей по работе (моего круга общения), на чьи плечи приходилось постоянно опираться при подготовке к пуску, хотелось бы особо вспомнить в РКК «Энергия» – Владимира Александровича Тимченко, Леонида Борисовича Простова, Владислава Алексеевича Наумова, в НПО «Молния» – Геннадия Петровича Дементьева и Юрия Дмитриевича Блохина, во ВНИИРА – Геннадия Николаевича Громова, в ЛИИ – Андрея Арсеновича Манучарова, в НПО АП – Виктора Сергеевича Лебедева, в РНИИКП – Евгения Николаевича Галина.

 

Всем им и многим светлая память.

 

И, конечно, поздравления со славным юбилеем всем ныне здравствующим участникам этой грандиозной работы!