Но слишком рано покинул он этот мир, полный творческих планов и сумевший, несмотря на все ухмылки судьбы, ни  прогнуться перед этим  далеко не всегда лояльным к нам миром,  ни предать  идеалы молодости, оставаясь верным дружбе и людям, которых любил.

 

Он был из той славной когорты авиационных журналистов, которым выпала завидная, но чертовски нелегкая миссия - возобновить выпуск авиационной газеты, которая выходила когда-то в 30-х годах и о которой мало кто помнил. В декабре 1977 года он пришел в 'ВТ' заместителем ответственного секретаря, затем стал редактором отдела информации и международных связей, потом  вернулся в секретариат уже ответсеком, позднее его назначили заместителем Главного редактора, а в конце 1990 года Василий  возглавил наш редакционный коллектив. Его избрали, как тогда было модно, на эту должность подавляющим большинством голосов, почти единогласно.

 

Это был тяжелейший период в истории газеты, когда 'ВТ' балансировал на самом краю финансовой пропасти, находился на грани выживания, а ждать помощи была фактически не от кого.  Газета катастрофически теряла набранную за многие годы высоту, а это самое страшное в полете. И вполне реально ставился вопрос о ее закрытии. Настал момент, когда надо было, стиснув зубы, постигать науку выживаемости 'по Гайдару'. Очень жестокую науку, которой  пришлось овладевать 'с листа'. Авиационные власти новой России, чьи интересы 'ВТ' последовательно отстаивал на протяжении многих лет, фактически бросили свою отраслевую газету на произвол рыночной судьбы.

 

Василию, как и всякому честному журналисту, - а журналист он от Бога - было очень непросто найти себя  в рынке, который безжалостно корежил даже сильных духом,  взращенных на совершенно иных идеалах. И пришлось ему, забыв на время о своей журналисткой стезе,  творческих планах, с заоблачных высот пикировать в нашу застойную  экономику, ломать голову над тем, где  же добыть средств, чтобы  газета могла выходить хотя бы еще квартал. И наскрести денег на зарплату тем сотрудникам, которые оставались с ним до конца. А там, глядишь, как-нибудь прорвемся:

 

  А знаете, каким он парнем был? Василий был душой любой компании, и редкое застолье обходилось без него, благо здоровье тогда всем нам позволяло. Но на этих редакционных сабантуях, изрядно раскрепостившись, мы, невзирая на должности, возраст и былые заслуги, откровенно судачили о редакционных делах, поднимали стаканы  за то, чтоб живы мы были бы подольше, вот так собираясь за небогато накрытым столом. И чтобы не пропало бы втуне то, святое и неизбывное, что нас сплачивает и даже возвышает над обыденностью бытия. Чего ж ради иначе и суетиться?.. Резали правду-матку, не церемонясь, огнем и мечом проходились по только что сданному номеру, не  давая при этом  спуску даже Главному.  А Вася, напрочь лишенный чванства и высокомерия, без показного демократизма, на справедливую критику никогда не обижался, был, как теперь говорят, открыт для дискуссии, однако переубедить его было очень непросто. Бряцая своей завидной эрудицией во многих областях, он не церемонился со своим опрометчиво вступившим в дискуссию оппонентом, обрушивая на него с полемическим задором лавину  разносторонних, глубоких знаний - и не только в авиационной сфере, где ему, пожалуй, и равных-то не было.

 

И если случалось так, что мы долгое время не виделись, я всегда знал, где его непременно встречу. Конечно, на очередном МАКСе! Этот авиасалон зарождался на наших глазах, и 'ВТ' горячо ратовал за его проведение, доказывая, что негоже великой авиационной державе пижонить лишь в Ле Бурже да в Фарнборо. Это был его праздник. С неизменной широкой улыбкой, вальяжный, в сопровождении эффектной спутницы, приковывавшей завистливые взгляды коллег, он шествовал по выставке, то и дело здороваясь и обнимаясь с друзьями и знакомыми.

 

Но прежде всего Василий оставался журналистом - как только намечалась интересная тема, он на время откладывал в сторону свои функции администратора и  летел по заданию редакции за новым репортажем. В 1986 году он участвовал в первом сверхдальнем перелете на Ил-76ТД из Москвы в Антарктиду. Это был опасный рейс, чреватый многими неожиданностями и экстремальными ситуациями, о чем, вернувшись, Карпий подробно рассказал на страницах газеты. Впечатления, полученные Василием о шестом континенте во время этого полета, очень пригодились ему впоследствии, когда вместе с известным полярным летчиком Евгением Кравченко он написал книгу 'С Антарктидой - только на 'Вы'. В 1988 году он отправился уже на другой континент - дебютным рейсом на Boeing 747 по трассе  Москва - Нью-Йорк, которую начинали совместно эксплуатировать Pan American  и Аэрофлот.

 

Потом судьба развела нас по разным изданиям - в последующие годы Василий возглавлял отраслевые журналы 'Aerospace Journal', 'Авиарынок', 'Я - летчик' и, наконец, 'Авиационно-космическую газету'. Но не забывал и 'ВТ', - наша газета была для него как первая любовь, которую даже в сутолоке буден помнишь всю жизнь, а  нахлынувшая ностальгия навевает светлые, будоражащие растревоженную память чувства. Иногда даже приносил свои материалы, как всегда, острые и публицистичные, и, в свою очередь, охотно привечал нас к сотрудничеству в своих изданиях, не забывая никого из тех, с кем судьба его когда-то сводила. Брал, помню, он в руки номер нашей с ним газеты,  критично листал похорошевшие цветные полосы, радуясь, что дело его жизни не пропало, что мы выжили, всем гайдарам назло, и произносил одобрительно: 'Ну вы, мужики, и даете!..'. И именно нам он обещал занести главы из тогда еще не вышедшей книги о Владимире Коккинаки для публикации в 'ВТ'. В назначенный день мы его, помню, очень ждали. Но он так и не пришел - просто не успел: В одном из интервью Василий признавался: 'Мне действительно очень повезло, что меня пригласили работать в 'Воздушный транспорт', и именно авиационная журналистика стала делом жизни'.  И это были не пустые слова.

 

Удивительно, как много он все же успел: написал несколько сценариев к фильмам и книги. По его сценарию был снят фильм 'Остановлен под Тулой', посвященный 60-летию обороны города. В последние годы работал над книгой о Владимире Коккинаки, которую успел-таки закончить, и воспоминаниями авиаконструктора Генриха Новожилова. Вместе с летчиком-космонавтом Анатолием Соловьевым  готовился приступить к написанию книги о космических полетах. В общем, планов было громадье, но не сложилось.

 

:Это письмо пришло из Вашингтона, штат Колумбия. 'Для нас Василий был ярким олицетворением таких замечательных качеств как широта и щедрость характера русских людей, - пишет куратор Национального музея авиации и космонавтики (Смитсоновский институт) доктор философии Вон Хардести. - Он был умным, очень доброжелательным, экспансивным человеком, любящим пошутить и хорошим другом'.

 

В самом конце 1991 года Василия пригласили на стажировку в Смитсоновский институт. Уезжал он с тяжелым сердцем, поскольку страна катилась под откос, грядущими экономическими катаклизмами пугали детей, и ни одна Кассандра не могла бы предсказать, какими зигзагами зашкандыбает дальше наша вконец затраханная экономика. Однако от столь лестных приглашений, уж будем откровенны, отказываться как-то не принято.

 

Но съездил он в Америку не зря, с пользой для дела поработал над своей темой в библиотеке и архивах института, восхищая американцев неистощимой энергией. Его прикрепили к департаменту, которым руководил Хардести, в отдел аэронавтики.  И что самое главное, проявив чудеса изобретательности и миновав таможенные препоны, сумел вывезти на родину архив бывших офицеров Императорского российского флота, о котором в России никто и не ведал. Пожалуй, наибольшую ценность из тех документов представлял собой доклад, сделанный в 1909 году князем Борисом Голицыным на собрании членов Госдумы 'Об общих директивах для правильной постановки дела воздухоплавания в России'.

 

И американцы в должной мере оценили его способности. Вон Хардести гордился дружбой с Карпием и выражал 'огромную признательность за его выдающуюся работу как журналиста и историка'.

 

Получив книгу 'Гений неба Владимир Коккинаки', вышедшую уже после смерти автора, г-н Хардести не преминул дать на нее восторженный отзыв. 'Эта замечательная книга, отмечал он, демонстрирует поразительное мастерство Василия - глубину исследования, живой стиль письма, найденные редкие фотографии:Многие работы Василия безусловно представляют собой ценный, даже уникальный вклад в историческую литературу по авиации'.

 

В Василии непостижимым образом как-то уживались непоколебимая приверженность юношеским идеалам, романтическим мечтам со стремлением не поддаваться метаморфозам судьбы, не стать марионеткой в ее руках. Ему, как, впрочем, и всем нам, нередко приходилось идти на компромиссы, но главным в своей жизни он не поступался никогда.

 

Одной из его самых любимых книг была 'Планета людей' Сент-Экзюпери. И часто повторял слова летчика Анри Гийоме, сказанные после возвращения из полета, когда его уже и не ждали: 'Ей-богу, я такое сумел, что ни одной скотине не под силу:'.

 

И в самом деле, на что только не приходится идти в этой жизни, пересиливая себя и не давая продыху своей совести, чтобы ненароком не скурвиться и уберечься от соблазна принять те правила игры, которые тебе с готовностью навязывают новоявленные мефистофели. Вася тоже многое делал через силу. Но чего ему это стоило, мы узнали лишь 13 февраля 2007 года. Он ушел от нас на самом взлете жизни, так и не свернув с курса, продолжая полет в памяти всех тех, кто помнил его и любил. Полет таких людей, сильных духом и верных дружбе, бесконечен, и даже оторвавшийся тромб его прервать не может...

 

К нему с полным правом можно отнести строки, написанные Окуджавой на смерть Владимира  Высоцкого, песни которого Вася часто пел: 'Говорят, что грешил, что не к сроку свечу затушил:'. Знать бы только, в какой недобрый час он минет, этот срок! А безгрешных, не знает природа.

 

На прошлогоднем МАКСе во время демонстрационных полетов ведущий объявил, что следующий полет посвящается светлой памяти Василия Карпия. И долго еще оставался в натруженном от реактивных скоростей небе след от фигур высшего пилотажа, выполненных асами в честь человека, который их так любил.

 

:Эх, так и не довелось мне чокнуться с Васей на его 60-летний юбилей! Славная была бы встреча. Собрал бы он нас всех, с кем вместе торил дорогу, чреватую не только потерями нравственных идеалов, предательством случайных 'друзей', но и сердечной недостаточностью. Но другого пути в жизни он не искал и верил, что этот мир вполне подходит, ну а подкорректировать его нам вполне по силам. Только ради этого - уж он-то в этом не сомневался! - и стоило наматывать жизненный километраж.

 

Выпили б мы и за дружбу, которая сплачивала нас и не раз спасала от отчаянья. И пожелал бы я ему, как это не раз бывало: 'Живи, Вася!..'. Жаль только, что к нашим пожеланиям Всевышний зачастую относится столь наплевательски. Хотя, как утверждают знающие люди, забирает к себе всегда лучших.