– Как давно вы занимаетесь поиском погибших военных и самолетов?
– В этом году будет уже 12 лет. С пяти лет я увлекался авиацией – отец привил к ней любовь: собирал модели, интересовался военной историей. Так получилось, что нашел себя. Один самолет нашли, другой и начали активно проводить поисковые работы, поняли, что этим никто не занимается. Так и получилось, что с 2007 года ищем погибших летчиков.
– В этом году будет уже 12 лет. С пяти лет я увлекался авиацией – отец привил к ней любовь: собирал модели, интересовался военной историей. Так получилось, что нашел себя. Один самолет нашли, другой и начали активно проводить поисковые работы, поняли, что этим никто не занимается. Так и получилось, что с 2007 года ищем погибших летчиков.
– На какие средства ведутся поисковые работы?
– Работа на 80 процентов ведется на собственные деньги, потому что не каждый год можно рассчитывать на поступление средств. В прошлом году получили президентский грант – купили оборудование, снаряжение. Его сейчас достаточно для работы – есть материальная база, и это хорошее подспорье. В декабре прошлого года от краевой администрации получили грантовую поддержку на реализацию проекта, в январе этого года – от городских властей. На эти деньги мы будем проводить два проекта, направленные на вовлечение молодежи в поисковую деятельность. Также планируем создавать сайт, где будут имена всех погибших летчиков, личности которых мы устанавливали, фотографии, другие данные. Вся наша работа по погибшим авиаторам будет отражаться на этом сайте. Плюс будем работать в архиве в подмосковном Подольске.
– Охотно ли молодежь, школьники участвуют в поисковой работе?
– Неохотно. У нас, оказывается, здесь – на Дальнем Востоке, в Приморье – некая отсталость в плане патриотического воспитания молодежи. Кадрам, которые занимаются такой педагогической работой, как правило, далеко за 50-60 лет, они укоренились в своей работе, не принимают ничего нового, не понимают, что такое поисковая деятельность, а молодежь – достаточно ведомая. Чтобы ее привлечь, нужно проводить широкую работу на государственном уровне. Силами таких энтузиастов, как мы, без господдержки работа будет проводиться очень вяло. В этом плане хромает административный ресурс: чиновники зачастую думают, что поисковики – это "черные копатели", которые обогащаются на раскапывании могил.
Сейчас мы пытаемся проломить эту стену. В прошлом году в городе Артеме открыли учебно-поисковый выставочный центр с музейной комнатой, там проходят экскурсии в том числе для кадетов и курсантов. Также на базе центра сформировали поисковый кружок. Плюс в этом году по районам будем проводить выездные семинары-лекции о поисковой работе, показывать мастер-классы с оборудованием, чтобы молодежь понимала, что наша работа направлена на увековечение памяти погибших воинов, а не на то, чтобы что-то раскопать и украсть.
– Планируете ли организовать полноценный музей с вашими находками?
– Мы хотим подать заявку на получение президентского гранта на создание большого поискового музея во Владивостоке и оснастить его интерактивным оборудованием. Молодежь сегодня воспринимает информацию визуально и тактильно, поэтому нужны сенсорные экраны, чтобы можно было почитать, полистать сведения. Планируется, что это будет краевой учебно-методический центр, пусть и в формате общественной некоммерческой организации, но это будет то, чего нам все эти годы не хватало. Мы рассчитываем на аренду отдельного помещения, чтобы сделать независимый центр.
– Расскажите об основных итогах прошедшего поискового сезона.
– Самый главный итог – это люди: останки погибших воинов, летчиков. В прошлом сезоне у нас была большая межрегиональная экспедиция в Хабаровский край, мы подняли пять самолетов, два экипажа. Был интересный момент: мы работали в районе имени Полины Осипенко, где в 1938 году разбились, столкнувшись в воздухе, два самолета. Долгие годы считалось, что все члены экипажей захоронены, в том числе и командующий Военно-воздушными силами 2-й Отдельной Краснознаменной армии Яков Сорокин. Но мы нашли там останки – свыше 200 костных фрагментов – и поняли, что люди, которые там погибли, не были подняты должным образом. Все находки и останки передали в местную администрацию.
Также в прошлом сезоне мы захоронили экипаж бомбардировщика Пе-2, поднятого в Варфоломеевке в Приморье. Сейчас ожидает захоронения еще один экипаж бомбардировщика, который мы подняли в Чугуевском районе Приморья в прошлом году.
Также важный итог предыдущего сезона – выпуск книги в двух частях "Ушедшие в туман" о летчиках морской авиации. Мы шли к этому десять лет, и наконец она издана. Плюс увидела свет вторая небольшая книга "Навечно в небе". Надеюсь, в этом году мы расширим издание на средства субсидий и переиздадим его большим тиражом. Книги мы распространяем среди библиотек, учебных заведений, чтобы люди могли с ними познакомиться.
– Вы каждый сезон находите новые самолеты и погибших воинов, пополняя информационную базу. Планируется ли еще выпускать книги?
– Сейчас мы ведем работу по созданию книги, посвященной летчикам армейской авиации, которые здесь служили, летали и погибали. Там будет гораздо больше информации – копится полевой материал, фото и архивные данные. В этом году будем продолжать эту работу.
– В каких регионах Дальнего Востока планируете работать в этом году?
– Минобороны и Поисковое движение России согласовали план поисковых работ на этот год. Мы взяли по максимуму: планируем включить туда Хабаровский край и Сахалин, провести межрегиональные экспедиции. Основной упор при этом будем делать на Приморье, вероятно, охватим 13-15 районов. Пока указать точные места полевой работы невозможно, потому что информация о погибших самолетах приходит из разных уголков Приморья, и план работы строится после полевой разведки. Но точно включили в план Хасанский район, где проведем полевые работы на озере Хасан – месте Хасанских боев 1938 года. Там мы работали до 2014 года, но из-за конфликта с местной администрацией свернули поиски. Сейчас руководство района поменялось, и думаю, что там мы продолжим поднимать погибших бойцов.
– Часто ли в поисковой работе сталкиваетесь с противодействием районных властей или местных жителей?
– Не сталкивались ни в одном районе, ни в одном регионе Дальнего Востока, где работали, кроме Хасанского района Приморья. Там все был построено на том, что есть свои люди и только они должны там работать. Власти там заявляли, что "АвиаПоиск" – это раскопки могил и обогащение. Но администрация района сменилась, и я надеюсь, что мы сможем провести поисковые работы спокойно, тем более что все уже согласовали с отделом по охране объектов культурного наследия администрации Приморья.
– Планируется ли проводить поиски в Бурятии и Забайкальском крае как в новых субъектах ДФО?
– В Бурятии и Забайкалье было очень много небоевых авиакатастроф. Думаю, на будущий год мы будем собирать информацию о них. В этом году мы как раз собирались связываться с представителями региональных поисковых отделений и договариваться о взаимодействии. Полагаю, что совместная работа состоится, ведь рано или поздно нам придется из Хабаровского края идти дальше. Здесь мы найдем основные места катастроф, захороним останки и будем двигаться в том направлении.
– В каких районах Дальнего Востока отмечается самое массовое скопление упавших самолетов?
– В Приморье и Хабаровском крае – там, где тайга, а также на Сахалине. На острове мы начали работы в 2012 году, и сейчас поисковики там находят погибшие самолеты.
– В мае 2018 года вы работали в составе российско-американской поисковой экспедиции в Приморье, где устанавливали места предполагаемого падения во время Второй мировой войны американских самолетов. Есть ли у специалистов из США реальная заинтересованность в поиске своих военных машин?
– Сотрудничество с американцами регламентируется через управление Минобороны по увековечению памяти погибших при защите Отечества, мы работали с ними как приглашенные эксперты. Экспедиция прошла продуктивно, нам понравилось. Мы посмотрели, как представители США работают, почерпнули опыт. У них действительно была соответствующая задокументированная информация о возможных местах падения самолетов США. Многие говорили, что якобы шпионы приехали – ничего подобного. Они не рвались в какие-то посторонние места, работали по конкретно заданным точкам, реально отрабатывали места поисков и понимали, что это не их самолеты. Посмотрели, что это наши машины, и вопросов у них больше не возникало.
– А согласно российским архивным данным, есть ли на Дальнем Востоке места падения самолетов США?
– У американских специалистов есть вся документация, которую им передавало наше Минобороны. В ней значатся места, где в 50-х годах прошлого века были сбиты американские разведчики, но, как правило, все они падали в море. Кого-то из экипажей тогда поднимали. Например, у острова Аскольд упал самолет-разведчик США, экипаж прыгал, и все погибли. У нас в тайге американские самолеты не падали – такой информации нет ни в наших архивах, ни в архивах США. Иногда нам сообщают, что в тайге нашли американский или японский самолет, предлагая показать его за деньги. Это ложь, мы в такое никогда не верим. У нас здесь (на материковой части – ред.) нет ни американских, ни японских самолетов.
– Планируют ли специалисты из США проводить на Дальнем Востоке новые поисковые экспедиции?
– Знаю, что они планируют в этом году провести работы на Камчатке, в районе мыса Лопатка. Там лежит сбитый американский бомбардировщик Б-25, они собираются туда приехать и поработать.
– Случались ли в вашей работе неожиданные значимые находки?
– Бывали такие случаи, но они достаточно редкие. Например, когда мы ищем один самолет, а находим другой, о котором абсолютно не знали. Такой случай произошел у поселка Заводской под Артемом. Искали бомбардировщик СБ, который погиб в 1945 году, а вышли на место падения транспортного самолета Ли-2. Нашли парашютные пряжки, личные вещи и выяснили, что он разбился, когда заходил на посадку у аэродрома Кневичи.
Любая находка всегда интересна, и ценно найти те вещи, которые не ожидаешь. Мы обнаружили орден Знак Почета на месте катастрофы бомбардировщика ТБ-3, в которой погиб, как я уже упомянул, командующий Военно-воздушными силами 2-й Отдельной Краснознаменной армии Яков Сорокин. Согласно имеющиеся информации, Сорокин награждался Знаком Почета, и орден лежал среди останков как раз в районе кабины. Поэтому мы на 80 процентов уверены, что останки принадлежат именно Сорокину. Для нас это было удивительной находкой, так как архивные данные говорили, что он уже похоронен.
В 2017 году в Приморье мы поднимали пикирующий бомбардировщик Пе-2, упавший в 1942 году, и нашли планшет с документами радиста, установили его имя – Мирон Конычев. Там же нашли абсолютно целый сложенный парашют. Такие находки занимают почетное место в нашем музее.
– Что для вас стало самой ценной находкой за все годы поисков?
– Самое ценное – это останки людей, потому что если ты находишь их, то понимаешь, какая на тебе лежит ответственность: установить личность погибшего, найти родственников, захоронить. Поэтому наша основная цель – это люди, а остальное – оружие, пулеметы – это второстепенно, для нас это просто железо.
– Часто ли удается пообщаться с родственниками военных, чьи останки находите?
– Не часто, но в последнее время везет найти родных. В нашей книге много воспоминаний, писем и фотографий, которыми делились как раз родственники военных. Мы нашли родных стрелка-радиста Конычева в Самарской области, поддерживаем с ними связь. Они приедут в этом году на 9 мая на могилу в городе Артеме, где мы захоронили экипаж.
– Есть ли у вас мечта найти что-то или кого-то конкретного?
– Мы хотели бы по максимуму найти погибших летчиков, красноармейцев. Иногда посещает мысль, что проживешь жизнь и не успеешь найти всех, кто погиб, думаешь, как бы чего не случилось – надо успеть. У меня двое сыновей, и я хотел бы, чтобы они пошли по моим стопам, чтобы понимали важность истории. Я пытаюсь привить им понятие того, что патриотизм – это когда ты прикасаешься к истории своими руками. Поисковой работы хватит не только на нас, но и на наших детей и внуков, поэтому важно, чтобы следующие поколения это понимали.
– Работа на 80 процентов ведется на собственные деньги, потому что не каждый год можно рассчитывать на поступление средств. В прошлом году получили президентский грант – купили оборудование, снаряжение. Его сейчас достаточно для работы – есть материальная база, и это хорошее подспорье. В декабре прошлого года от краевой администрации получили грантовую поддержку на реализацию проекта, в январе этого года – от городских властей. На эти деньги мы будем проводить два проекта, направленные на вовлечение молодежи в поисковую деятельность. Также планируем создавать сайт, где будут имена всех погибших летчиков, личности которых мы устанавливали, фотографии, другие данные. Вся наша работа по погибшим авиаторам будет отражаться на этом сайте. Плюс будем работать в архиве в подмосковном Подольске.
– Охотно ли молодежь, школьники участвуют в поисковой работе?
– Неохотно. У нас, оказывается, здесь – на Дальнем Востоке, в Приморье – некая отсталость в плане патриотического воспитания молодежи. Кадрам, которые занимаются такой педагогической работой, как правило, далеко за 50-60 лет, они укоренились в своей работе, не принимают ничего нового, не понимают, что такое поисковая деятельность, а молодежь – достаточно ведомая. Чтобы ее привлечь, нужно проводить широкую работу на государственном уровне. Силами таких энтузиастов, как мы, без господдержки работа будет проводиться очень вяло. В этом плане хромает административный ресурс: чиновники зачастую думают, что поисковики – это "черные копатели", которые обогащаются на раскапывании могил.
Сейчас мы пытаемся проломить эту стену. В прошлом году в городе Артеме открыли учебно-поисковый выставочный центр с музейной комнатой, там проходят экскурсии в том числе для кадетов и курсантов. Также на базе центра сформировали поисковый кружок. Плюс в этом году по районам будем проводить выездные семинары-лекции о поисковой работе, показывать мастер-классы с оборудованием, чтобы молодежь понимала, что наша работа направлена на увековечение памяти погибших воинов, а не на то, чтобы что-то раскопать и украсть.
– Планируете ли организовать полноценный музей с вашими находками?
– Мы хотим подать заявку на получение президентского гранта на создание большого поискового музея во Владивостоке и оснастить его интерактивным оборудованием. Молодежь сегодня воспринимает информацию визуально и тактильно, поэтому нужны сенсорные экраны, чтобы можно было почитать, полистать сведения. Планируется, что это будет краевой учебно-методический центр, пусть и в формате общественной некоммерческой организации, но это будет то, чего нам все эти годы не хватало. Мы рассчитываем на аренду отдельного помещения, чтобы сделать независимый центр.
– Расскажите об основных итогах прошедшего поискового сезона.
– Самый главный итог – это люди: останки погибших воинов, летчиков. В прошлом сезоне у нас была большая межрегиональная экспедиция в Хабаровский край, мы подняли пять самолетов, два экипажа. Был интересный момент: мы работали в районе имени Полины Осипенко, где в 1938 году разбились, столкнувшись в воздухе, два самолета. Долгие годы считалось, что все члены экипажей захоронены, в том числе и командующий Военно-воздушными силами 2-й Отдельной Краснознаменной армии Яков Сорокин. Но мы нашли там останки – свыше 200 костных фрагментов – и поняли, что люди, которые там погибли, не были подняты должным образом. Все находки и останки передали в местную администрацию.
Также в прошлом сезоне мы захоронили экипаж бомбардировщика Пе-2, поднятого в Варфоломеевке в Приморье. Сейчас ожидает захоронения еще один экипаж бомбардировщика, который мы подняли в Чугуевском районе Приморья в прошлом году.
Также важный итог предыдущего сезона – выпуск книги в двух частях "Ушедшие в туман" о летчиках морской авиации. Мы шли к этому десять лет, и наконец она издана. Плюс увидела свет вторая небольшая книга "Навечно в небе". Надеюсь, в этом году мы расширим издание на средства субсидий и переиздадим его большим тиражом. Книги мы распространяем среди библиотек, учебных заведений, чтобы люди могли с ними познакомиться.
– Вы каждый сезон находите новые самолеты и погибших воинов, пополняя информационную базу. Планируется ли еще выпускать книги?
– Сейчас мы ведем работу по созданию книги, посвященной летчикам армейской авиации, которые здесь служили, летали и погибали. Там будет гораздо больше информации – копится полевой материал, фото и архивные данные. В этом году будем продолжать эту работу.
– В каких регионах Дальнего Востока планируете работать в этом году?
– Минобороны и Поисковое движение России согласовали план поисковых работ на этот год. Мы взяли по максимуму: планируем включить туда Хабаровский край и Сахалин, провести межрегиональные экспедиции. Основной упор при этом будем делать на Приморье, вероятно, охватим 13-15 районов. Пока указать точные места полевой работы невозможно, потому что информация о погибших самолетах приходит из разных уголков Приморья, и план работы строится после полевой разведки. Но точно включили в план Хасанский район, где проведем полевые работы на озере Хасан – месте Хасанских боев 1938 года. Там мы работали до 2014 года, но из-за конфликта с местной администрацией свернули поиски. Сейчас руководство района поменялось, и думаю, что там мы продолжим поднимать погибших бойцов.
– Часто ли в поисковой работе сталкиваетесь с противодействием районных властей или местных жителей?
– Не сталкивались ни в одном районе, ни в одном регионе Дальнего Востока, где работали, кроме Хасанского района Приморья. Там все был построено на том, что есть свои люди и только они должны там работать. Власти там заявляли, что "АвиаПоиск" – это раскопки могил и обогащение. Но администрация района сменилась, и я надеюсь, что мы сможем провести поисковые работы спокойно, тем более что все уже согласовали с отделом по охране объектов культурного наследия администрации Приморья.
– Планируется ли проводить поиски в Бурятии и Забайкальском крае как в новых субъектах ДФО?
– В Бурятии и Забайкалье было очень много небоевых авиакатастроф. Думаю, на будущий год мы будем собирать информацию о них. В этом году мы как раз собирались связываться с представителями региональных поисковых отделений и договариваться о взаимодействии. Полагаю, что совместная работа состоится, ведь рано или поздно нам придется из Хабаровского края идти дальше. Здесь мы найдем основные места катастроф, захороним останки и будем двигаться в том направлении.
– В каких районах Дальнего Востока отмечается самое массовое скопление упавших самолетов?
– В Приморье и Хабаровском крае – там, где тайга, а также на Сахалине. На острове мы начали работы в 2012 году, и сейчас поисковики там находят погибшие самолеты.
– В мае 2018 года вы работали в составе российско-американской поисковой экспедиции в Приморье, где устанавливали места предполагаемого падения во время Второй мировой войны американских самолетов. Есть ли у специалистов из США реальная заинтересованность в поиске своих военных машин?
– Сотрудничество с американцами регламентируется через управление Минобороны по увековечению памяти погибших при защите Отечества, мы работали с ними как приглашенные эксперты. Экспедиция прошла продуктивно, нам понравилось. Мы посмотрели, как представители США работают, почерпнули опыт. У них действительно была соответствующая задокументированная информация о возможных местах падения самолетов США. Многие говорили, что якобы шпионы приехали – ничего подобного. Они не рвались в какие-то посторонние места, работали по конкретно заданным точкам, реально отрабатывали места поисков и понимали, что это не их самолеты. Посмотрели, что это наши машины, и вопросов у них больше не возникало.
– А согласно российским архивным данным, есть ли на Дальнем Востоке места падения самолетов США?
– У американских специалистов есть вся документация, которую им передавало наше Минобороны. В ней значатся места, где в 50-х годах прошлого века были сбиты американские разведчики, но, как правило, все они падали в море. Кого-то из экипажей тогда поднимали. Например, у острова Аскольд упал самолет-разведчик США, экипаж прыгал, и все погибли. У нас в тайге американские самолеты не падали – такой информации нет ни в наших архивах, ни в архивах США. Иногда нам сообщают, что в тайге нашли американский или японский самолет, предлагая показать его за деньги. Это ложь, мы в такое никогда не верим. У нас здесь (на материковой части – ред.) нет ни американских, ни японских самолетов.
– Планируют ли специалисты из США проводить на Дальнем Востоке новые поисковые экспедиции?
– Знаю, что они планируют в этом году провести работы на Камчатке, в районе мыса Лопатка. Там лежит сбитый американский бомбардировщик Б-25, они собираются туда приехать и поработать.
– Случались ли в вашей работе неожиданные значимые находки?
– Бывали такие случаи, но они достаточно редкие. Например, когда мы ищем один самолет, а находим другой, о котором абсолютно не знали. Такой случай произошел у поселка Заводской под Артемом. Искали бомбардировщик СБ, который погиб в 1945 году, а вышли на место падения транспортного самолета Ли-2. Нашли парашютные пряжки, личные вещи и выяснили, что он разбился, когда заходил на посадку у аэродрома Кневичи.
Любая находка всегда интересна, и ценно найти те вещи, которые не ожидаешь. Мы обнаружили орден Знак Почета на месте катастрофы бомбардировщика ТБ-3, в которой погиб, как я уже упомянул, командующий Военно-воздушными силами 2-й Отдельной Краснознаменной армии Яков Сорокин. Согласно имеющиеся информации, Сорокин награждался Знаком Почета, и орден лежал среди останков как раз в районе кабины. Поэтому мы на 80 процентов уверены, что останки принадлежат именно Сорокину. Для нас это было удивительной находкой, так как архивные данные говорили, что он уже похоронен.
В 2017 году в Приморье мы поднимали пикирующий бомбардировщик Пе-2, упавший в 1942 году, и нашли планшет с документами радиста, установили его имя – Мирон Конычев. Там же нашли абсолютно целый сложенный парашют. Такие находки занимают почетное место в нашем музее.
– Что для вас стало самой ценной находкой за все годы поисков?
– Самое ценное – это останки людей, потому что если ты находишь их, то понимаешь, какая на тебе лежит ответственность: установить личность погибшего, найти родственников, захоронить. Поэтому наша основная цель – это люди, а остальное – оружие, пулеметы – это второстепенно, для нас это просто железо.
– Часто ли удается пообщаться с родственниками военных, чьи останки находите?
– Не часто, но в последнее время везет найти родных. В нашей книге много воспоминаний, писем и фотографий, которыми делились как раз родственники военных. Мы нашли родных стрелка-радиста Конычева в Самарской области, поддерживаем с ними связь. Они приедут в этом году на 9 мая на могилу в городе Артеме, где мы захоронили экипаж.
– Есть ли у вас мечта найти что-то или кого-то конкретного?
– Мы хотели бы по максимуму найти погибших летчиков, красноармейцев. Иногда посещает мысль, что проживешь жизнь и не успеешь найти всех, кто погиб, думаешь, как бы чего не случилось – надо успеть. У меня двое сыновей, и я хотел бы, чтобы они пошли по моим стопам, чтобы понимали важность истории. Я пытаюсь привить им понятие того, что патриотизм – это когда ты прикасаешься к истории своими руками. Поисковой работы хватит не только на нас, но и на наших детей и внуков, поэтому важно, чтобы следующие поколения это понимали.