— Как продвигается расследование крушения? Как вы оцениваете работу Совместной следственной группы?
— Не в наших правилах давать оценки деятельности тех или иных иностранных или международных структур. Но о качестве работы ССГ вы могли бы судить сами по итогам проведенной 19 июня пресс-конференции, в ходе которой прозвучали новые не подкрепленные никакими доказательствами выпады в адрес Российской Федерации. Нас в очередной раз голословно обвинили в нежелании должным образом сотрудничать со следствием, в неисполнении международно-правовых обязательств по оказанию правовой помощи, в попытках сбить следователей с "правильного" пути. А общественности представили будто бы подтверждающие нашу вину свидетельства, полученные от Службы безопасности Украины. Об их достоверности и качестве можно судить даже не будучи экспертом-криминалистом. Вот и судите сами.

— На каком уровне находится сотрудничество с Россией по этому вопросу? Премьер-министр Нидерландов Марк Рютте заявлял, что обсуждал катастрофу на встрече с Владимиром Путиным в Осаке. То есть взаимодействие все же ведется. Прислушиваются ли западные коллеги к российской версии событий с МН17? Что нужно для того, чтобы по крушению самолета сложился реальный диалог и чтобы были установлены все обстоятельства трагедии? Если диалог все же не сложится, России стоит ждать усиления санкций в свой адрес?
— Подлинно равноправного взаимодействия нет и не предвидится. Причем — хочу это особо подчеркнуть — не по нашей вине. Поступающие время от времени из прокуратуры Нидерландов запросы об оказании правовой помощи тщательно отрабатываются нашими компетентными органами и по мере готовности даются исчерпывающие ответы. Сама ССГ представляет собой строго закрытый клуб, который не спешит делиться информацией. Выпускает вовне только то, что тщательно отфильтровано, согласовано, одобрено всеми участниками группы и не противоречит единственно корректной официальной версии. Достигнутые в его рамках договоренности позволяют Украине – государству, которому могут быть предъявлены обвинения в уничтожении самолета, – манипулировать следствием.

Наглядным примером того, на каком уровне находится наше сотрудничество с ССГ, может служить история с передачей нами следователям данных первичного радиолокационного наблюдения за районом предположительного запуска сбившей самолет ракеты. Голландцы выдвигали требования о передаче таких данных перед нами, украинцами и американцами, начиная с 2015 года. В октябре 2016 года мы такие данные, полностью исключающие возможность подтасовки, предоставили, Украина и США — нет. ССГ испытывала сложности с расшифровкой нашей информации — помогли ее расшифровать и убедиться, что никакого запуска ракеты из района Первомайское по гражданскому самолету не было. И после всего этого услышали в ответ: "ее нет на данных РЛС, потому что ракета слишком быстро летела", "отсутствие ракеты на снимках не означает, что ее там не было", "отсутствие доказательств не есть доказательство отсутствия". Звонкие словесные выкрутасы, но не более того.
А американцы и украинцы, между прочим, запрошенную у них информацию так и не представили. Украина придумала какую-то невообразимую байку о том, что все ее радарные установки в день катастрофы были скопом поставлены на регламентные работы. И следователи ССГ ничтоже сумняшеся эту выдумку приняли за истину в последней инстанции.
Упреки в неготовности сотрудничать нам в очередной раз адресовали на пресс-конференции 19 июня. И вновь наш вопрос о судьбе материалов, переданных российской стороной следствию, включая первичные данные РЛС, повис в воздухе. Вашей российской коллеге без обиняков было сказано, что "эти данные не дают нужной картины". Какая картина нужна следователям, мы видим из озвученных результатов расследования.
То же самое мы наблюдали и раньше на протяжении всего периода, когда велось техническое расследование. Каждый раз, когда мы делились с голландскими коллегами ценными данными, иногда специально для этого рассекреченными, предлагали провести совместные эксперименты, наталкивались на стену молчания.
О каком реальном диалоге и полноценном сотрудничестве в таких условиях может идти речь?
Похоже, под сотрудничеством и взаимодействием со следствием наши партнеры понимают только предоставление российской стороной таких показаний, которые подтверждали бы официальную версию. Все остальное – это, как говорят голландцы, "попытки столкнуть следствие на ложный путь".

— Получало ли посольство России запрос на подозреваемых в причастности к крушению самолета?
— Такого запроса мы от голландцев не получали и вряд ли получим. Они прекрасно знают о нашем законодательстве на сей счет и вряд ли будут обращаться в наше посольство. Возможно, предпримут какие-то шаги по линии своего посольства в Москве (например, чтобы получить некие показания на расстоянии, с помощью аудиовизуальных средств). Нам об этом, во всяком случае, ничего не известно.

— Что вы думаете по поводу инициативы бюро ПАСЕ о подготовке доклада по ситуации вокруг крушения МН17?
— Мы, в принципе, приветствуем любые начинания, которые могут способствовать проведению беспристрастного и прозрачного расследования, установлению всей правды о трагедии с малайзийским Boeing. Но может ли ПАСЕ сыграть в этом конструктивную роль, сказать трудно, учитывая до предела политизированный характер ведущихся там дискуссий.
Следует иметь в виду, что инцидент с МН17 является предметом ряда жалоб, находящихся на рассмотрении Европейского суда по правам человека, как в отношении России, так и Украины. Не уверены, что в этой ситуации инициатива ПАСЕ является своевременной.
Исходим из того, что обстоятельства крушения рейса МН17 должны обсуждаться в первую очередь профессионалами, причем в спокойном и взаимоуважительном ключе. Мы в таком диалоге крайне заинтересованы и приглашаем к нему другие заинтересованные стороны. Попытки же прибегать к приемам "мегафонной дипломатии" для предъявления ультиматумов, голословных обвинений явно ни к чему не приведут.

— Кто, по данным российской стороны, виноват в крушении?
— Мы живем в правовом государстве и, в отличие от наших голландских и австралийских друзей, считаем, что чью-либо вину может установить и признать только суд. А тот, в свою очередь, должен быть независимым и непредвзятым, учитывать все обстоятельства и версии, а не одну только ту, которую ему подсовывает обвинение.

— Будут ли представители России участвовать в суде в следующем году или вообще будем его игнорировать?
— Об этом, на наш взгляд, пока вообще рано говорить. Сначала надо дождаться завершения следствия, а не запрягать телегу впереди лошади. К следствию, как я уже сказал, остается великое множество вопросов. И, кстати, не только у нас, но и у представителей других стран — тех же малайзийцев. И даже у родственников погибших, которым мы еще раз выражаем искренние сочувствия и соболезнования. Все мы должны понимать, что если не будет полноценно завершено расследование, не может идти никакой речи и о честном, справедливом суде. Значит, следователям сейчас, на наш взгляд, надо сосредоточить внимание на основной задаче – провести беспристрастный анализ всех имеющихся в их распоряжении данных для установления истинных причин случившегося и поиска настоящих виновных. То, как делались дела ранее и продолжаются сейчас, к сожалению, не позволяет говорить о полноценном и беспристрастном расследовании. Это — подгонка задачи под заранее известный ответ.

— Малайзия в последнее время очень скептически высказывается об ССГ. Назревает ли серьезный раскол в группе? Может ли она вообще распасться?
— Как известно, группа была создана в составе Нидерландов, Австралии, Бельгии и Украины. Малайзия была подключена к работе ССГ три месяца спустя — только в ноябре 2014 года. Это обстоятельство уже само по себе говорит о том, как на деле соблюдается принцип равноправия всех участвующих в работе представителей.